К 250-летию со дня рождения великого русского баснописца

Хитрец он был изрядный. Ленью прикрывался, чтобы еще больше подчеркнуть свое дарование. Всем своим видом показывал, что целый день ловит мух, бездумно глядит из своего окна на прохожих, кормит голубей и воробьев или ходит по гостям.   «Бездельничает, а какие перлы выдает! - шептались дамы и господа, рассматривая в лорнет громадного, растрепанного толстяка, словно видели впервые. - Читали намедни басню  Ивана Андреевича в «Утренних часах»? Чудо, как хороша, да и смешна к тому же!»

На самом же деле Крылов работал много, усердно, придерживаясь старинного правила: «Сто раз переделай свою работу».

Свеча на его письменном столе не затухала порой до самого рассвета. Но о своих напряженных усилиях не распространялся, о них знали лишь немногие.

Был Иван Андреевич самородком. Истинным, русским.

Крылов нигде не учился, всего достиг сам. Книги глотал, как котлеты, борщи и пироги. Недурно знал математику. Способности к иностранным языкам являл необыкновенные. Латинский, правда, почему-то не жаловал. Лишь по одному учебнику освоил французский язык. Когда ему было уже за пятьдесят, принялся за греческий и снова не оплошал. Без помощи учителя, в несколько месяцев узнал все грамматические правила.

Казалось, он мог освоить любой предмет, за который брался. Крылов выучился скрипичному искусству. Сам играл в квартетах Гайдна, Моцарта и Бетховена, но особенно любил квартеты Боккерини.

Ступив на литературный путь, Иван Андреевич долго озирался, присматривался. Стал драматургом и вскоре обрел на этой стезе немалую известность.

Его пьесы «Модная лавка» и «Урок дочкам», в которой высмеивалось пристрастие дворян к заморским нравам и привычкам, шли под овации. Числится за Крыловым и опера «Илья богатырь», которая шла в Санкт-Петербурге с немалым успехом. Однако    окунулся он в басню, правда, не сразу - терзался сомнениями, что не выдюжит в новом жанре; опозорится, станет предметом насмешек...

Были и другие баснописцы -Александр Сумароков, Иван Хемницер, Александр       Измайлов, Иван Дмитриев.  Потом появился Крылов, и со страниц его произведений повеяло легкостью слога и свежестью мысли. В одной из своих басен Крылов писал: «Люблю, где случай есть, пороки пощипать». Так и поступал всю жизнь.

Крылов читал свои басни превосходно: непринужденно, внятно и даже музыкально, «легко опираясь голосом на ударениях смысла и наивно произнося сатирические свои заключения».

Характер Ивана Андреевича был ровный, без всплесков горячности или, упаси Бог, гнева.

Может, оттого, что не было у него семьи, не обременяли его жена и дети и для тревог не возникало особых причин, как и не имелось обязанностей по устройству домашнего быта.

Впрочем, одна забота у него была. Ее можно назвать горячей и холодной, как и блюда, которые он с завидным аппетитом вкушал. Тема «Крылов и кулинария» давняя, густо отдающая ароматом угощений. И вечная, неисчерпаемая, подобно многообразному меню Ивана Андреевича. Обед его - простой, русский! - был обычно таков: добрые щи, кулебяка, жирные пирожки, гусь с груздями, сиг с яйцами и поросенок под хреном.

Никаких упражнений для укрепления организма баснописец не совершал, никаких физических нагрузок не позволял. Но было у этого тучного, большого господина тогда диковинное, а в наше время весьма распространенное увлечение. Выражаясь по-современному, Крылов был «моржом» - постоянно ходил купаться в канал. И так все лето, потом - в сентябре и октябре. Окунался даже в ноябре, когда ударяли морозы, поутру, с кряхтеньем и шумными возгласами. Поглядеть на него, огромного, белотелого, с которого стекала ледяная вода, сбегались окрестные жители. Но Крылов не сердился, смотрел, как всегда, добродушно, шутливо и звал последовать его примеру.

50-летие творческой деятельности Ивана Андреевича праздновали шумно, на весь Санкт-Петербург. Его уважительно величали не иначе, как «Дедушка Крылов».

Его облик был простодушный и в то же время величавый, как у мудреца: разбросанные по голове седые волосья, проникновенный взор. Впрочем, Крылов и был мудрецом, подобно Эзопу - он хорошо изучил людские характеры, проник в их души.

По случаю праздника в зале Дворянского собрания был устроен торжественный обед, на который собрался весь цвет русской литературы. Пришли поздравить поэта и политики, министры, сенаторы, прочие знатные господа.

В честь юбиляра была отлита медаль с его профилем. Виновник торжества был увенчан лавровым венком, который он тут же «разобрал» и по листочку одарил своих близких. Его засыпали всевозможными подарками, славили его талант, вклад в отечественную литературу. Гремели речи, раздавался звон бокалов, лилась музыка. Прозвучали стихи  Петра Вяземского, положенные на музыку композитором Михаилом Виельегорским. Каждый припев сопровождался жаркими рукоплесканиями зала:

Здесь с Музой свадьбу золотую 

Сегодня празднует Крылов. 

На этой свадьбе все мы сватья 

И не к чему таить вину, 

Все заодно, все без изъятья 

Мы влюблены в его жену...

Крылов сегодня - вовсе не анахронизм, не только реликвия русской словесности. Его вирши свежи, а потому он современен, да-да, современен, хотя жил и творил два столетия назад. 

Воистину, Крылов - крылат. И поныне к месту его строки: «Ты сер, а я, приятель, сед...»; «Ах, Моська, знать она сильна, что лает на Слона»; «Ты все пела? Это дело: так поди же, попляши!»; «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». И так далее.

Миновали многие войны, революции, бунты, сменились политические режимы, но пороки все так же живы, остались все те же...

В самую точку некогда попал Вяземский. А в последних строках эпиграммы показал себя еще и провидцем:

Забавой он людей исправил, 

Сметая с них пороков пыль; 

Он баснями себя прославил, 

И слава эта — наша быль.

И не забудут этой были, 

Пока по-русски говорят,

Ее давно мы затвердили,

Ее и внуки затвердят.

Валерий Бурт.