Частушки с матерком на стене Рейхстага в день Победы - такова была первая крупная публикация сержанта-автоматчика Ивана Вараввы. 5 февраля кубанскому поэту исполнилось бы 95 лет… Стихи Ивана Федоровича до сих пор звучат по городам, хуторам и станицам не только в торжественные дни. Многие из них стали песнями. Немудрено: творчество Вараввы - поэтическое воплощение казачьего духа Кубани. Да и сам он был личностью незаурядной. Всех его наград за бой и труд не перечислишь, но особенно гордился он премией Союза писателей России имени Твардовского и медалью «Герой труда Кубани». Жила в нем душа артистичная и мятежная. Кому хоть раз довелось услышать его байки - цитаты из жизни, тот не забудет их вовек. 

Ученик Трифоновича

- Я считаю себя учеником Твардовского. Во всех передрягах хранил его письма. Одно - военное, а другое уже после сорок пятого. Оба - ответ на посланные мной стихи. А встретились с Александром Трифоновичем в Киеве, где стоял мой 290-й Новороссийский мотострелковый полк. В 48-м там проходил Второй съезд писателей Украины. Я и Володя Федоров числились уже известными фронтовыми поэтами, потому нас и пригласили на съезд. В перерыве познакомились с Твардовским. А Александр Трифонович пригласил нас на «мужской» разговор в гостиницу. Жили они скромно, вчетвером в одной комнате - Твардовский, Федор Панферов, Николай Грибачев и военный корреспондент, тоже пишущий стихи - некто Глотов. На съезде на него все пальчиком указывали: мол,  с него писался Теркин. Так или нет, но красовался он рядом с Твардовским. Засиделись допоздна. Сначала мы с Володей читали стих. Трифонович слушал, слушал, а потом и говорит Панферову (он тогда редактировал «Октябрь»):

- Видишь этих ребят? Это мое поэтическое знамя! Вот кого печатать надо! 

Федор согласился и попросил рукопись. Но я постеснялся и не отдал. 

После того, как обговорили нашу с Володей судьбу - поступать в Литинститут, Твардовский достал из кармана толстенькую записную книжку в сереньком переплете:

- Послушайте, эти стихи еще не публиковались, и прочел «Я убит подо Ржевом» и «В тот день, когда окончится война».

Пока Трифонович читал, мы слушали с затаенной дрожью. А он достал носовой платок и вытер слезы. Почему? Не было поэта ближе солдатам, чем Твардовский. В каждом подразделении был свой Василий Теркин. А эти стихи были его прощанием с войной, с людьми, что ушли. 

Божье воинство

- Веришь ли, только сейчас я написал самые яркие и самые искренние стихи о войне. Спустя десятилетия созрел. Раньше слепая сила идеологии тормозила душу. Ведь даже у Исаковского солдата, вернувшегося на пепелище родного дома, считали тогда «несвоевременным» и пессимистическим…

Свела меня судьба в кисловодском санатории с героическим майором, заслуженным летчиком-бомбардировщиком Дмитрием Холодовым, и рассказал он о таком случае.

Было это в Карелии. Разведка сообщила, что на станции находится поезд с генералом Маннергеймом. Холодов, как лучший бомбардир, полетел в сопровождении двух истребителей. Высыпали они все, что положено. Сфотографировали. Потом увидели дом за большим забором. И на него заодно бомбочку фуганули. 

- А после войны я служил в Германии, - продолжает майор. - Однажды ночью после дежурства разговорился с солдатиком, таким грустным мальчишкой. «Что, хлопчик, по дому соскучился?» - спрашиваю. А тот отвечает, что дома у него нет, родом он из Карелии. Потому как один большой и два маленьких самолета бомбили станцию, а заодно уничтожили дровяной склад, куда финские военные согнали всех деревенских. Погибли все. Только его взрывом выбросило в болото.

Холодов вот так вот взялся за голову, ничего не говорит, только покачивается из стороны в сторону. Вот думаю, Боже ж ты мой, с какой истерзанной душой старые солдаты уходят с земли, чтобы на небе стать Божьим воинством!

Песни казаков Кубани

- Меня часто спрашивают, почему фронтовики не боялись идти в атаку на вражеские пулеметы, а после войны не находили в себе смелости противостоять какому-нибудь партийному начальнику.

На это трудно ответить. Мне в таких случаях давали силу молодость, казачий дух и сознание, что раз выдюжил на войне, ничто не страшно. В 53-м после окончания Литературного института я вернулся на Кубань, увлекся казачьим фольклором и стал записывать народные песни. А тогда это было и трудно, и опасно. Некоторые из песен в станицах даже петь было не положено, а тем более печатать. Впервые в советские годы я решил   издать «Песни казаков Кубани». Все беспокоились, как бы чего не вышло. На идеологическом совещании в ЦК КПСС секретарь Львовского обкома вышел на трибуну и заявил: «Мы боремся с националистами. А тут появилась книжка Вараввы, изданная на Кубани, откуда недобитые петлюровцы свои гимны переписывают!» Получился крупный разговор, за которым последовали соответствующие указания Комитета по печати ЦК КПСС. В общем, наступили для меня трудные времена, но песни живут и сейчас. Вот тут у меня под диваном магнитофонные катушки с пленками, которые еще надо расшифровать. Редкие записи!

Киногерой - 

Иван Варавва

- Вот говорите, у тебя, Варавва, байки знаменитые. А они все от жизни идут. Значит, учусь я на высших сценарных курсах в мастерской самого Довженко. Лекции у нас читают Михаил Ромм, Абрам Ромм, Евгений Габрилович… Кино показывают «закордонное», по тем временам запретное. Артистов знаменитых к нам на встречи приглашают. Прелесть просто, а не учеба! Рядом со мной сокурсник, Борис Васильев, все расспрашивает про Кубань. Я рассказываю, не придавая значение. Например, о разных эпизодах из биографии моего деда Тихона. И другого деда - Никиты Савельича. Дед Тихон был у красных заводилой, а Никиту Савельича на семь лет отправили на Соловки за любовь к лошадям - так все в моей родне перемешалось. 

С дедом Тихоном была такая история. Когда шли в бой, шаровары, что были на нем, разорвались в седле. Беда! Как пойдешь по станице девицей? А дело-то молодое. Вот командир и сообразил «за храбрость и революционное мужество» наградить казака Варавву реквизированными штанами. Теми, что попались под руку. А попались - красные. Вот и получились «революционные». Рассказываю и другие истории. Уже про себя. Васильев улыбается да вопросики подбрасывает: «А как ты цветы даришь?» - «Да с клумбы, - отвечаю. - Задержишься с мужиками, и, чтобы жена не очень ругалась, цветы ей. А где букет, как не на клумбе, ночью найти?»

Обучение закончилось, все разъехались. Прошло какое-то время, приглашают нас, пишущих на военно-патриотическую тему, в Ленинград. Встречаемся там и мы с Борисом. А он так робко:  «Иван, завтра нам надо ехать в Москву». - «Зачем?» - «Там премьера фильма «Офицеры». И добавляет застенчиво: «Знаешь, думал, как мне главного героя назвать. И назвал - кубанский казак Иван Варавва!» Все стоящие вокруг писатели прямо от хохота попадали. Этот отличный фильм я посмотрел уже будучи в Краснодаре. И герой - Лановой - понравился. А потом меня письмами забросали. «Расскажите, как вас экранизировали?» - просят школьники. «Как это ты, Иван, мог в гражданскую сражаться, если родился в 25-м?» - возмущаются пенсионеры.

«Свой характер переиначивать мучительно»

- Написал «Аргонавты, или Золото Колхиды». В основу легла та часть путешествия легендарных героев, что проходит по берегу Черного и Азовского морей. У Геродота упоминается город Эйя. Мол, находится он в 70 стадиях от морского побережья на полуострове, образовавшемся от слияния двух рек. Получается, древний город располагался как раз на месте моей родной станицы Староминской, где сливаются Ея и Сосыка. Вот отсюда я и раскрутил деяния аргонавтов, связав их с современностью. Сценарий у меня приняли и даже выплатили положенные 25 процентов гонорара. Заинтересовался им даже сам Довженко, после его смерти - известный сказочник Птушко. Хотя договоры так и не были реализованы, я примелькался в «киношной» среде. Когда мой сокурсник Валерий Савченко написал сценарий фильма «Два Федора», стали меня звать на роль шофера, прошедшего войну. Это же, мол, про тебя. А вскоре появился Василий Шукшин и великолепно сыграл Федора. Талантище! На этом, правда, мои киноприключения не закончились - приглашали сниматься в «Хождении за три моря» - играть купца Никитина. Но я не всеядный и не жадный был до чужой славы. Цель у меня была ясная - стать поэтом. А за спиной вся Кубань. Что же мне чужие роли играть? Свой характер переиначивать куда как мучительно! 

По материалам краевых СМИ.