В начале 1920-х годов «красный террор» приобрел массовый характер и достиг апогея в 1937-1938 гг.,  когда сотни тысяч граждан были расстреляны или отправлены в лагеря ГУЛАГа по обвинениям в совершении политических преступлений. Продолжались аресты до самой смерти Сталина в марте 1953 г. А казачий террор получил необычайный размах в первую волну репрессий и особенно затронул Кубанскую область.  

О своих предках, пострадавших в те страшные времена, рассказывают их потомки. 

Не может быть забвенья

Т.И. Щербак:

– Когда зимой 1920 года в станице Староминской установилась Советская власть, в отношении казаков сразу же начались репрессивные меры, в частности, по изъятию у населения излишков зерна. Это многим не нравилось, в том числе и моему прадедушке Леонтию Леонтьевичу Костенко, у которого была большая семья. Дети уже взрослые, и, чтобы прокормиться, все работали не покладая рук. А в 1922 году, в первую волну расказачивания, его выслали на Урал. Следом – семья: прабабушка Анна Трофимовна и дети. По дороге, когда состав теплушки притормаживал на подъезде к станции Шахты Ростовской области, две дочери - Параскева, 20 лет, и Агриппина, 21 года, - выпрыгнули из поезда. 

Известно, что первая нашла приют в монастыре, находившемся в тех местах, да так и осталась там, вторая вынуждена была какое-то время скрываться, а впоследствии вышла замуж за шахтёра.

В семье был ещё сын Антон и две дочери – Ольга и Екатерина. Прабабушка Анна Трофимовна так и не дождалась мужа, от него не было ни единой весточки. Видимо, сгинул где-то на Урале, судьба его по сей день не известна. Жаль, не сохранилось старых семейных архивов тех времён. Я бы хотела увидеть снимки своего прадедушки, чтобы передать их потомкам. «Застывшее время» – так когда-то назвал фотографию Оскар Уайльд. У меня застывшее время – горькая память.

Жертвами репрессий становились не только политические противники большевиков, но и люди, просто выражавшие несогласие с их политикой. Казачьи семьи депортировали подальше от родных мест. 

По рассказам моей бабушки Катерины, Ольга выгодно вышла замуж за комсомольца Ивана Андреевича Анистратова. Смена фамилии и его репутация стали надёжной защитой от произвола властей. У Катерины в браке было трое детей: две дочери, Мария и Анастасия, и сын Иван – мой отец. Дом прадеда, вероятно, конфискованный в те далёкие годы, стоит и поныне на углу улиц Мельничной и Кольцовской.  Сейчас в нём располагается отделение вневедомственной охраны и Росгвардии. 

Сама я родилась в 1953 году, в СССР жили хорошо, получили квартиру. С 17 лет и до самой пенсии работала в ДРСУ: рабочая, дорожный мастер, техник-лаборант, инженер – таков мой трудовой путь. Я счастливый человек, в жизни встречала только хороших людей. Второй муж умер, тяжело пережила это горе, золотой был человек. С первым остались друзьями, общаемся. Имею сына, трое внуков: Данил, Ксюша и младшенькая Алиса,    второклассница. Ради них хочу восстановить сведения о предке, пострадавшем в период репрессий. Они должны знать историю своего рода. Ходила в наш архив. Спасибо Светлане Владимировне Скляр, помогла мне раздобыть хоть какую-то информацию. Дальше я обращалась в краевой архив. К сожалению, меня туда не допустили. Посоветовали обратиться в архив КГБ. По здоровью не смогла продолжить поиски. Но надеюсь, что всё-таки смогу. 

«Шпионы»

Н.В. Косовская:

– Дождь опять затянул свою бесконечную музыку: кап-кап-кап… Каждая капля оставляла длинные бороздки по стеклу, стучась о подоконник. В такие ночи крепче спится, особенно в предрассветные часы. Мать не спала. С тех пор, как забрали  мужа и младшего сына, она потеряла покой и сон. Остался старший Станислав и две дочери: Евгения и Мария. Они спали,  как ангелочки. Стас закрылся в своей комнате и, наверное, занимался скульптурной лепкой – он любил работать по ночам. 

Вдруг резкий визг тормозов под окнами многоквартирного дома нарушил тишину. Тревога затаилась в каждой квартире: за кем на этот раз? Мать знала, за кем… А скрипучая лестница уже вела непрошенных гостей к их двери.

Удары посыпались градом, и в распахнутую дверь ворвались трое вооружённых людей. Среди них была женщина в кожаной куртке с ярко-рыжим цветом волос и такой же яркой помадой на губах. Она стала ломиться в закрытую комнату Стаса, размахивала пистолетом и грязно ругалась:

– Каналья, шпионское отродье! И этот… такой же хулиган, как и младший! Выбивайте дверь! – приказным тоном велела она своим товарищам. 

Мать стояла белее стены, прижав к себе плачущих испуганных дочурок – восьмилетнюю Евгению и одиннадцатилетнюю Марию. Дверь внезапно отворилась, Стас кинулся к матери, но его отшвырнули головорезы из НКВД. Тем временем в его комнате и по всей квартире, переворачивая всё вверх дном, искали золото, деньги. Разбили все гипсовые и глиняные изделия, сделанные его руками. Некоторые из них демонстрировались на городских выставках – он был талантливым юношей: писал стихи, серьёзно увлекался скульптурой. Мечтал прославиться и помочь семье выбраться из бедности. Не успел…

Обыск – обыкновенный беспредел – не дал результатов. Откуда у них золото! Семья из шести человек жила очень бедно. И тогда женщина (нет, не женщина – палач!), не вынимая изо рта сигарету, стала, как котят, отрывать плачущих детей от матери, которые из последних сил цеплялись за её подол. Всех вывели во двор, квартиру опечатали. Тёмные пустые глаза окон безучастно смотрели, как «чёрный ворон» (так называли спецмашину для арестантов) увозил в управление НКВД оставшихся членов большой дружной семьи. Где-то в его застенках находились два Александра – отец и сын. Через десять дней после ареста они будут расстреляны, принимая мученическую смерть как избавление.

Забрезжил рассвет, и моросящий дождь снова усилился. Казалось, сама природа плакала над горем матери, попавшей в застенки НКВД и не знавшей, какая участь ждёт её детей. Дочери были отвезены в какое-то охраняемое учреждение и брошены в большой зал, где было много таких же детей, вырванных из семьи. Младшие непрерывно рыдали, пока без сил не сваливались в кратковременном тревожном сне прямо на пол. Старшие, уставшие плакать, сидели, как затравленные зверьки, по углам и молча смотрели на вновь прибывших. Кто-то из детей ещё всхлипывал, не понимая, почему их сюда привезли.

Не понимали и сёстры Косовские. Крепко прижавшись друг к другу, они боялись, что их могут разлучить. Утром всех детей развозили по спецприёмникам, а оттуда – по детским домам. Многие родные братья и сёстры попали в разные... На счету малолетних сестёр их будет ровно десять. Каждый – это новый этап испытаний на выживание в трудной сиротской жизни. Единственное, за что они благодарны судьбе, так это за то, что их не разлучили.   

Шёл 1937 год. А через четыре года – начнётся Великая Отечественная война. Старшая Мария будет угнана в Германию. Евгения попадёт в оккупацию. И каждая из них ещё хлебнёт горя – куда уж больше! 

Это история жизни моей мамы Евгении и тёти Марии, рассказанная мне со всеми подробностями, какие могла запомнить их детская память. Мои бабушка Влада, дедушка Саша, дяди Станислав и Александр были расстреляны по обвинению в шпионаже. Спустя много лет их реабилитируют посмертно: донос на семью был сфальсифицирован и  подписан вымышленным лицом. Если понятие «жертвы режима» определить, как «лица, арестованные и осужденные органами безопасности», то,  с небольшими погрешностями, число репрессированных в период с 1921 по 1953 год составит (по данным исследователей истории) около 5 млн. человек. 

Подготовила Наталья Медведева